Далекий Сайкат - Страница 48

– Возражений нет, – подвел итог лингвист. – Завтра, после периода сна, мы проведем погребальную церемонию. Слугу можно сжечь сейчас – ты, жрица, проследишь за этим. В ближайшие дни я вызову каждого из вас в свою лабораторию для допроса, но сначала мне нужно ознакомиться с сайкатскими записями и решить, есть ли в них что-то полезное для расследования. – Он метнул взгляд на Тревельяна. – Ты сказал, они уже в памяти станции? Я проверю.

Брезгливо обогнув тело Первого Курса, Зенд Уна приблизился к барьеру, забрал кристаллы и контейнер с гипноглифом и быстро вышел из зала собраний. Остальные, подавленные, мрачные или перепуганные, как Ифта Кии, потянулись следом. Но Вторая Глубина продолжала сидеть, и Тревельян внезапно понял, что пальцы женщины прячутся в его густых волосах – то ли она хотела их погладить, то ли ощупывала наголовный обруч.

– Прости, ньюри, – произнес он, по-прежнему не двигаясь. – Не по своей воле я нарушил твое коно.

– У всех ваших самок такая шерсть на голове? – вдруг спросила генетик. – Такая же мягкая и длинная?

– Гораздо мягче и длиннее, чем у меня, – ответил Ивар, решивший ничему не удивляться. – Они бывают ночного, утреннего и дневного цвета, а еще первого лунного с золотистым отливом. Некоторые носят вечерний и второй лунный цвета, но это не природные оттенки, это уже искусство наших дизайнеров обличья. Что они творят с волосами! Башни, короны, морские волны, птичьи гнезда и…

– У меня нет этой шерсти на голове, – прервала его Вторая Глубина. – Должно быть, я кажусь тебе очень уродливой?

– Отнюдь, – сказал Ивар и повторил после недолгого раздумья: – Отнюдь! Для женщин кни’лина отсутствие волос естественно и никак не может выглядеть уродливым. Даже наоборот, есть в этом нечто новое и интригующее… Однажды я уже признался, что потрясен твоей красотой, и могу повторить это снова.

Она пошевелилась. Теперь затылок Тревельяна, охваченный обручем, лежал на ее бедре, а щека касалась упругого живота. Он видел, как потемнели серые глаза женщины.

«Клюнула, – прокомментировал командор. – Однако не забывай, что эта баба – ведьма. Присоединишь к своей коллекции?»

«Придется, – мысленно отозвался Тревельян и, словно оправдываясь, добавил: – Не ради личных нужд и удовольствий, а исключительно по служебным делам. Лишняя информация, знаешь ли, на полу не валяется».

«На полу – конечно. Она валяется в постели».

Сделав это мудрое замечание, призрачный Советник смолк.

Продолжая ласкать волосы Ивара, Вторая Глубина сказала:

– Ты очень храбр, землянин, но не слишком умен. Ты бросился защищать Зенда Уна, эту мразь, это Око Хорады, гнилой побег похарас! Твое счастье, что Первый Курс не ударил сильнее… Он мог переломать тебе кости.

– Кстати, как он? – Тревельян скосил глаза на неподвижное тело биолога.

– Он жив. Такого, как он, нелегко убить. Нервные связи в его мозгу восстанавливаются даже после ментального удара.

– Так этот палустар, которым грозил Зенд Уна…

– Ментальный излучатель, и довольно мощный. Аппарат, запретный для любого, кроме особых представителей Хорады. Они… Скажи, у вас есть хищники, что питаются не просто мясом, а падалью?

– Да. Гиены. Не очень приятные на вид.

– Гиены… – повторила Глубина незнакомое слово. – Они – гиены. Мерзкие, отвратительные… иногда страшные.

«Тайная охранка», – заметил командор, а Тревельян спросил:

– Ты его боишься, моя сероокая радость?

Глаза Второй Глубины сверкнули.

– Запомни: я никого не боюсь, никого и ничего! Не испугаюсь даже провести ночь с мшаком!

– Звучит заманчиво. – Тревельян поднялся и подхватил ее на руки. – Ньюри меня извинит? Не слишком большая вольность со стороны мшака?

– Извинит. Но ньюри удобнее передвигаться самой. Отпусти меня.

Рука об руку они направились к выходу. Ивар оглянулся, и пустота просторного зала вдруг поразила его, как поражает иногда пространство, сотворенное людьми и для людей, в котором, однако, не найдешь живой души. Эти ряды никем не занятых кресел, эти неразвернутые столики-пюпитры, эти подушки кни’лина, лежавшие так далеко одна от другой… Ощутив на долю секунды приступ одиночества, он подумал, что нынешняя ночь, пожалуй, не будет одинокой, и это хорошо.

Потом его взгляд упал на все еще неподвижного Первого Курса.

– Ты уверена, что ему не нужна помощь? Может быть, вызвать слуг?

– Они к нему не подойдут, – сказала Вторая Глубина, и пояснила: – Боятся.

– Почему? И почему Зенд Уна назвал его тварью с Тоу? Тоу – это ведь, кажется, один из ваших миров?

Женщина медленно опустила веки. Ее ресницы были потрясающей длины и лежали на матово-белой коже точно два пушистых веера.

– Ты стоишь рядом со мной, Ивар Тревельян, и это кое-что значит – ты ксенолог, и наши обычаи тебе известны. Так чем мы займемся? Будем беседовать? Говорить о Зенде Уна и Первом Курсе? О маленькой дряни Ифте Кии, об отмороженной жрице и всех остальных недоумках? Если тебя интересуют разговоры, выйди из моего коно, а если хочешь в нем остаться, скажи, что грезишь о моих губах и теле, и отведи в свой отсек. Что ты выбираешь?

Тревельян обнял ее за талию. Они вышли в парк, уже сумрачный под гаснущим светом искусственного солнца. Темный павильон казался большим резным ларцом на мягкой ворсистой скатерти луга. Двух недель не прошло, как они пировали тут, ели странные блюда кни’лина, пили соки, держали чинные речи, и вот двоих уже нет… Троих, тут же поправился Тревельян, вспомнив о бедном Ори. Ему вдруг почудилось, что на лесной опушке, метрах в ста пятидесяти, кто-то стоит. Приглядевшись, он узнал Иутина. Кажется, третий генетик хотел к нему подойти, но, увидев, что Ивар не один, скрылся за деревьями. «Иуда», – прошелестел беззвучный голос командора. Иуда не Иуда, подумал Тревельян, но определенно один из двух подозреваемых. Кто бы ни прикончил Первое Лезвие, это убийство доказывало, что смерть Джеба Ро не была случайной и что тазинто и терре в ней не виноваты.